Российская оккупация Галиции и Тернопольщины в 1914-1917 гг. привлекла внимание к вопросам языка, образования и отношения к населению оккупированных территорий. Подробнее о расскажет издание ternopil.one.
Позиция властей в 1916 г.
Как отмечает исследователь Владимир Любченко, политика российской власти по вопросу образования существенно отличалась от того, что было в 1914 г. во времена военного генерал-губернатора графа Г.А.Бобринского и которая имела своим следствием тотальное закрытие школ всех уровней. В этот раз русификация не происходила. Сеть курсов по изучению русского языка тоже не строилась. Подробнее о решении российских властей в других сферах жизни Тернопольщины можно прочитать здесь.
Уже в 4 августа 1916 г. генерал-адъютант Ф.Ф.Трепов (руководитель генерал-губернаторства) ввиду приближающегося времени обучения спросил у тернопольского и черновицкого губернаторов, что они думают на вопрос стоит ли начинать образовательный процесс и вообще как организовать школьное дело в Галичине. и Буковине, отметив, что он считает возможным разрешить школьные занятия и открытие части учебных заведений. На следующий день, 5 августа 1916 г., об аналогичном он проинформировал министра народного образования, прося указаний по организации надзора за школьными занятиями. В своем ответе от 9 августа 1916 г. Министр народного просвещения граф П.М. Игнатьев отметил, что полностью разделяет мнение «не препятствовать ведению занятий в учебных заведениях».
Тернопольский губернатор И. Чарторыжский отметил, что «во многих городах и сельских местностях Тернопольской губернии почти с момента перехода ее в наши руки масса молодежи школьного возраста совершенно оторвана от школ и остается без дела», признал целесообразным возобновить занятия в школах или по крайней мере не препятствовать учебной работе там, где это будет возможно, и советовал на первых порах «ограничиться опубликованием, что возобновление занятий в школах может быть допущено только с особого в каждом отдельном случае разрешения губернской администрации, для чего лицами, в ведении которых находятся школа, должно быть нарушено ходатайство». 28 августа 1916 г. главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал-адъютант А.А. Брусилов разрешил военному генерал-губернатору Ф.Ф. Треповую открывать «по мере необходимости» средние и низшие учебные заведения в завоеванных областях к востоку от линии Тернополь-Теребовля-Бучач-Нижнев-Коломыя-Куты-Гура-Гумора.
Отношение руководства тернопольских школ
Поэтому 6 сентября 1916 г. группа из пяти директоров различных тернопольских учебных заведений подала военному генерал-губернатору записку, в которой отметила, что существует техническая возможность открыть в городе только одну польскую и одну «русскую»(украинскую) гимназии, одно реальное училище и по одному мужскому и женскому четырехклассному народному (начальному) училищу, а также обращала особое внимание на то, что «открытие вышеупомянутых школ и училищ только в том случае удовлетворит потребность местного населения и окажется целесообразным, если к военным программам учебных занятий не будут подвергнуты никаким изменениям». Последнее объяснил 13 сентября 1916 г. в своей записке помощник по гражданской части военного генерал-губернатора областей Австро-Венгрии, занятых по праву войны, С.Д. Евреинов: «Как пример того, насколько сильная неуверенность в местных деятелях могу привести факт отказа директоров средних учебных заведений в Тернополе возобновить занятия, если немецкий язык будет вычеркнут из программы и все только на основании опасений потерять милость австрийского правительства или испытать другие худшие последствия».
Мнение министра образования
4 сентября 1916 г., министр народного просвещения граф П. М. Игнатьев в письме военному генерал-губернатору Ф.Ф. Трепова написал, что «…Сказано, что немецкий язык исключается из учебных заведений и, следовательно, должен быть заменен другим языком, то я останавливаю ваше внимание, что возможно, что придется вводить за государственный счет снова преподавание на искусственном малорусском языке, то есть языке Грушевского и компании. Правильно ли это? […] Вы знаете, я враг любой насильственной русификации, но боюсь, чтобы в глазах населения и русских войск не получилось бы, что наравне с языками немецким и еврейским русской властью будет не допускаться и литературный русский язык, плод совокупной работы всех русских говоров (большого, мало и белорусского). Думается мне, что где-то место в школе и языке победителей – хотя бы для замены языка проигравших (немцев), а главное – для пользы тех, кому жить под Российским государством.
Позиция РНСПР
«Русский народный совет Прикарпатской Руси» (РНСПР) – то есть российская националистически-православная организация предлагала запретить обучение на украинском языке на завоевательных территориях, создать здесь систему русских школ, перевести в Галицию мужскую гимназию, действовавшую в Ростове-на-Дону для беженцев, и открыть вместо бывших польских, украинских и немецких средних школ во Львове и других городах Галиции и Буковины русские учебные заведения, пригласив на должности преподавателей лучших педагогов из Российской империи, а также русских галичан — преподавателей гимназии что уже во время войны бежали в Россию и служащих в различных учебных заведениях империи».
Решение власти по поводу языка
Но военное командование не прислушалось к мнению националистов и приказало, что «преподавание допускается на всех местных языках, за исключением немецкого и еврейского, в отношении законов и предписаний, действовавших в крае, поскольку эти законы, по усмотрению военного генерал-губернатора, не противоположны русским интересам».
Осенью 1916 г. и зимой 1917 г. были выданы разрешения на открытие части бывших австрийских низших и средних образовательных учреждений, правда, российская оккупационная администрация не брала на себя хлопот финансировать их. В Тернополе были открыты две параллельные гимназии и две народные школы, во главе «малорусской гимназии» стоял педагог умеренной русофильской ориентации Петр Рипейский. В уездных городах Галиции обучение велось не на польском, а, как отмечалось – «на языке родном для местного русского населения». На Буковине в Сучаве разрешили открыть бывшую пятиклассную румынскую гимназию, а в Черновцах вместо немецких реального училища и гимназии по просьбе местной православной консистории были открыты в здании митрополитской резиденции на средства религиозного фонда параллельные классы.
В открытых школах с фактическим украинским языком преподавание обучения велось по львовским учебникам с привлечением алфавитов и хрестоматий, напечатанных этимологическим правописанием русофильским просветительским «Обществом имени М. Качковского», а официальные школьные учебники венского издания были запрещены. Также учебное ведомство при военном генерал-губернаторе с целью воспитания широко применяло практику бесплатных раздач книг на церковно-славянском и русском языках. Так было роздано 9600 и 10 тыс. других «национально-российских листков».
Когда выяснилось, что открытые в Бучаче, Чорткове, Скалате, Тлусте, Микулинцах и Гримайлове явочным порядком на средства Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов школы преимущественно обслуживали еврейское население, «в целях строгого объединения учебного дела и во избежание навязывания местному населению случайной или тенденциозной школы» общественным организациям было запрещено открывать на оккупированных территориях учебные заведения.
МИД Российской империи и мнения об украинском языке в школе
Министерство внешних дел империи критиковало решение генерал-губернатора возобновить обучение на украинском языке в Галиции, а потому чиновник В. Олферьев написал записку, где опровергал упреки МИД.
Начал он аргументацию с того, что «само уже название записки не соответствует действительности: школы открываются для местной российской, а не «украинской» национальности и это видно хотя бы даже после вывеске над соответствующей гимназией в г. Тернополе. Другую надпись российская власть и не могла бы применить, потому что этот термин исторически и практически выработан в крае». Отметим, что оккупационные власти действительно не позволяли в официальной сфере употреблять термин «украинский» на подчиненной территории, однако не всегда были придирчивыми в наблюдении за соблюдением этого руководства. К примеру, 27 декабря 1916 г. с разрешения тернопольского полицмейстера Семенова было опубликовано объявление о наборе в городе в народные школы (мужской и женской) и упомянутой выше С.Д. Евреиновым гимназии, как было отмечено – «с украинским преподавательским языком» (подобное вполне легально была напечатана и в Черновцах).
Российские чиновники считали, что лучше возобновить обучение и контролировать его, чем оно будет происходить тайно. «С другой стороны, преподавание на местном языке, казалось бы, не противоречит российско-национальным задачам; достаточно вспомнить, что сама русская православная церковь в Почаевском монастыре и в г. Холме, особенно в храмовый праздник, 8 сентября, куда стекались паломники из зарубежной многострадальной «подьяремной» Руси, всегда применяла проповедь на малорусском, как наиболее понятном для собиравшегося народа, языке». В то же время, «в целях ограждения населения от пропаганды мазепинства осматриваются книжные склады и вредные тенденциозные издания, носящие особый сепаратический характер, опечатываются».
Следовательно, политика российской власти к украинскому языку и вообще образования была преимущественно благоприятная. Основную роль здесь играло то, что происходили военные действия, а значит, военные не желали иметь конфликтов в своем тылу.
